Правда и вымысел об обезьянах

Первая научная сводка об обезьянах принадлежит Аристотелю. Наверное, не будет преувеличением сказать, что экскурс к истокам почти любой науки приведет к этому имени. Аристотель оставил человечеству трактаты по этике и логике, исследования по физике и по управлению государством, трактаты по космологии, искусству, экономике. Биологии он подарил множество оригинальных работ и идей. Среди щедрого наследства — первая классификация животного мира и вывод о сходстве обезьян с человеком.

Люди-обезьяны. С гравюры XVII века.

Аристотель, живший в IV веке до нашей эры, был первым, кто высказал идею усложнения мира. Этой идеей он руководствовался, выстраивая своеобразную «лестницу существ». На нижней ступеньке лестницы он поставил тела неживой природы, над ними — растения, над растениями — животных. Венчал систему самое высокоорганизованное существо — человек.

Всех известных ему животных Аристотель разделил на две группы. К одной отнес бескровных, к другой — животных, обладающих кровью. В группу бескровных вошли животные, которые по современной зоологической классификации относятся к беспозвоночным: насекомые, ракообразные, моллюски. В категорию «кровяных» попали «живородящие четвероногие с волосами» — теперь это соответствует млекопитающим; «яйцеродящие четвероногие, иногда безногие, со щитками на коже», то есть рептилии; «всегда яйцеродящие двуногие с перьями, летающие» птицы; «живородящие безногие, живущие в воде и дышащие легкими» — киты; «яйцеродящие безногие, с чешуей или гладкой кожей, живущие в воде и дышащие жабрами» — рыбы.

Самую высокую ступеньку Аристотель отвел «живородящим четвероногим с волосами» — млекопитающим. Над ними он и поместил человека.

«Есть, однако, животные,— делился Аристотель своими соображениями в сочинении «История животных»,— которые обладают как свойствами человека, так и четвероногих. Например, питекос, кебос и кинокефалос». Это и были известные Аристотелю обезьяны. Питеками, как полагают, он называл макаков маготов, кебосами (или цебусами) — хвостатых обезьян, наверное мартышек; кинокефалами, то есть собакоголовыми,— павианов. Этой триаде Аристотель отвел ступеньку между млекопитающими и человеком.

Аристотель оставался непререкаемым авторитетом в области классификации животных вплоть до Линнея.

Шведский естествоиспытатель Карл Линней, живший в XVIII веке, вошел в историю биологии как блистательный систематик, утвердивший в науке принципы бинарной номенклатуры, и создатель лучшей искусственной классификации растений и животных. Он же впервые отнес полуобезьян, обезьян и человека к одному отряду животных. Этот отряд он назвал «приматы», что в переводе с латыни означает — князья, главенствующие, самые высшие. И хотя объединение полуобезьян, обезьян и человека в единый отряд Линией произвел в полном соответствии с принципами своей искусственной классификации, на основе внешних, случайно выбранных признаков, научная интуиция по подвела ученого.

В последующие столетия родство обезьян и человека было доказано многочисленными исследованиями.

Не стоит, однако, думать, что между Аристотелем и Линнеем никто, никогда, ничего не писал об обезьянах. Обезьяны — часть животного мира Земли. И потому история знаний о них вписывается в историю зоологии. Не было, пожалуй, ни одного сколько-нибудь крупного зоолога, натуралиста, естествоиспытателя, который бы обошел в своих научных трудах таких необычных животных, как обезьяны.

Шимпанзе. С гравюры XVIII века.

Рассказывают, что Карлу Линнею, одержимому страстью систематизировать все и вся, принадлежит необычная классификация ботаников. Всех ученых, занимав

шихся изучением растений, он разделил на две категории: настоящих ботаников и любителей ботаники. Каждую из этих групп разбил на более мелкие группы. Среди настоящих ботаников, например, различал собирателей и методистов. Методистов разделил на систематиков и философов. И так далее. Так вот, среди исследователей обезьян тоже были и свои собиратели, и свои систематики, и свои философы. Одни собирали из всех доступных им источников сведения об обезьянах — рассказы бывалых людей, моряков, путешественников. Сами путешествовали и вели наблюдения. Другие описывали более или менее случайно попадающих к ним обезьян. Их внешний вид, анатомическое строение. Третьи обрабатывали постепенно накапливающиеся сведения, осмысливали их, пытаясь построить классификацию обезьян. Четвертые соединяли и то, и другое, и третье.

Гай Плиний Секунд, известный больше под именем Плиний Старший,— древнеримский писатель и ученый — впервые после Аристотеля написал обстоятельное сочинение об обезьянах. Оно вошло в его знаменитую тридцатисемитомную «Естественную историю». В сочинение Плиний включил Аристотелеву классификацию, некоторые собственные наблюдения И все, что до него было написано и рассказано о необыкновенных этих существах. А поскольку во все времена среди рассказчиков встречаются фантазеры, любители приукрасить и приврать, то среди сведений, собранных Плинием, оказалось немало выдумок и небылиц. Правда и вымысел об обезьянах переплелись в рассказах Плиния необыкновенно.

«Все существующие обезьяны,— писал Плиний,— чрезвычайно близки к зверям и в то же время по многим признакам похожи на людей. Отличаются друг от друга они хвостами». Это, пожалуй, от Аристотеля. А вот дальше-то.

«Удивительно хитрые и ловкие, они, коль завидят охотника, идущего впереди, подражают ему во всем до последнего движения... А еще видели обезьян, в шахматы играющих и в кости...» Это уже, пожалуй, из серии рассказов охотников и рыбаков.

Чего только не выдумывали об обезьянах во времена Плиния.

Будто бы есть существа — «хоромондайе», которые разговаривать не умеют, а вместо того ужасающе скрежещут зубами и преотвратительнейше визжат. Будто бы грубы они и волосаты чрезмерно и зубасты они, ровно собаки.

Рассказывали, что среди индийских кочевников есть род людей, у которых вместо носов только два небольших отверстия, что подобны змеям их длинные руки, и называются эти люди «сирикты». А западные горы Индии, будто бы, истинное пристанище сатиров. Существа эти бегают на четвереньках, но могут ходить и на двух ногах, подобно тому, как человек ходит. И до того легки они на ногу, что, ежели не стары и болезнью не ослаблены, поймать их невозможно.

Вот все это и поведал Плиний.

Тем не менее из этих фантастических рассказов нынешние исследователи обезьян почерпнули некоторую научную информацию.

В сириктах поздние исследователи обезьян узнали орангутанов, в хоромондайях — павианов, а в сатирах — гиббонов.

Надо полагать, рассказы Плиния об обезьянах так же будоражили воображение и привлекали внимание его современников, как в наше время рассказы о лохнесском чудовище и снежном человеке. Да и не только у современников, но и еще у многих поколений читателей в последующие столетия. Вплоть до появления в середине XVI века «Истории животных» швейцарского врача и натуралиста Конрада Геснера. Геснер подновил Плиния, добавил кое-какие небылицы, сочиненные об обезьянах за прошедшие века, но включил в «Историю животных» и немало новых, интересных, с научной точки зрения, сведений. Книга была хорошо иллюстрирована, написана интересно. Она мгновенно привлекла к себе внимание читающей публики. Позже была переведена на многие языки, популярность ее среди читателей, интересующихся животными, возросла еще больше и держалась, ни много ни мало, почти два столетия.

Шло время. Все новые и новые сведения об обезьянах поступали в копилку человеческих знаний. И в середине XVIII века еще один естествоиспытатель взял на себя труд собрать их и прокомментировать. Естествоиспытателя звали Жорж Луи Леклерк де Бюффоп. Труд, в который он включил материалы об обезьянах, назывался «Всеобщая и частная естественная история».

К тому времени, когда Бюффон задумал писать свою «Естественную историю», наука уже располагала немалыми серьезными исследованиями об обезьянах. Если мрачное средневековье было веками, потерянными для человеческого познания, то эпоха Возрождения, эпоха Великих географических открытий, последующие столетия мощно раздвинули представления человека о Земле, на которой он обитает, о народах, ее населяющих, о растительном и животном мире Земли. К 1766 году, ко времени, когда увидел свет том «Естественной истории» Бюффона, посвященный обезьянам, было уже известно, что животные эти водятся не только в Юго-Восточной Азии, на Пиренеях и в Африке, но и в Южной Америке. Было описано несколько видов американских обезьян. Расширились знания об азиатских и африканских обезьянах. Наконец, люди уже достоверно знали, что существуют человекообразные обезьяны. Бюффон о каждом известном ему виде обезьян дал своеобразный научно-популярный очерк. Они и теперь читаются с интересом, эти очерки, подкупая литературным слогом, довольно точными наблюдениями, хотя и сохранилось в них немало от Плиния и Конрада Геснера. Однако в научных исследованиях Бюффона уже настойчиво ищет дорогу мысль о возможном родстве между разными видами обезьян.

История человеческих знаний об обезьянах, составляя часть истории знаний зоологических, имеет в то же время свою очень необычную судьбу. Изучение обезьян никогда не было только своего рода инвентаризацией существующих видов. Ему всегда сопутствовали подсознательные, а позже и вполне определенные стремления получше изучить животных, столь удивительно и необъяснимо похожих на человека. Среди людей равнодушных к обезьянам не бывает. Все, кто когда-либо видел, наблюдал, сталкивался с обезьянами, четко делятся на две категории. У одних сходство обезьян с человеком вызывает отталкивающее впечатление, раздражение, порой отвращение. Других оно притягивает, словно магнитом. «О, сколь похожа на нас зверь гнусный обезьяна!» — воскликнул, говорят, с негодованием Цицерон. Должно быть, он принадлежал к тем, первым. «Но почему так похожа? Чем объяснить это сходство? Может, оно свидетельство того, что обезьяна и человек связаны родством?» — задумывались другие.

Вся история того, как человечество шло к утверждению идеи о кровном родстве человека и обезьян, о естественном, животном происхождении человека от обезьяноподобного предка, — это история непримиримой борьбы научной мысли с религией, ученых-материалистов с богословами, борьбы, исполненной драматизма, познавшей всю меру жестокости церковников и мужества ученых.